Введение
Диалектика (греч. ?????????? - искусство спорить, вести рассуждение) - метод аргументации в философии, а также форма и способ рефлексивного теоретического мышления, имеющего своим предметом противоречия мыслимого содержания этого мышления. Диалектический метод является одним из центральных в европейской и индийской философской традиции. Само слово «диалектика» происходит из древнегреческой философии и стало популярным благодаря «Диалогам» Платона, в которых два или более участников диалога могли придерживаться различных мнений, но желали найти истину путем обмена своими мнениями.
Диалектическая логика - в широком смысле понималась как систематически развёрнутое изложение диалектики как логики (науки о мышлении) и теории познания объективного мира. В узком смысле понималась как логическая дисциплина о формах правильных рассуждений, как и в формальной логике, однако с учётом действия законов диалектики.
Предмет диалектической логики - мышление. Диалектическая логика имела своей целью развернуть его изображение в необходимых его моментах и притом в независящей ни от воли, ни от сознания последовательности, а также утвердить свой статус как логической дисциплины.
Существенную роль понятие диалектики играет в философии Гегеля. Для него диалектика - это такой переход одного определения в другое, в котором обнаруживается, что эти определения односторонни и ограниченны, то есть содержат отрицание самих себя. Поэтому диалектика, согласно Гегелю, - «движущая душа всякого научного развертывания мысли и представляет собой единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость…».
Логика в понимании Гегеля
Гегель с самого начала ориентируется на научную форму знания, на форму «понятия», т.е. строго очерченного определения, зафиксированного термином, и на систему таких определений. То сочетание «необузданного брожения мысли», с деревянным формализмом кантовской логики его никак не удовлетворяет. В центр его внимания попадает, таким образом, Логика - «схоластический момент».
В свое время Шеллинг принимал кантовскую Логику за абсолютно точное изображение принципов и правил «мышления в понятиях». Гегель усомнился в этом. В том обстоятельстве, что именно правила этой логики препятствуют понять процесс перехода «понятия» в «предмет» и обратно, «субъективного» в «объективное» (и вообще противоположностей друг в друга), Гегель усмотрел не свидетельство органической ущербности мышления, а лишь ограниченность кантовского представления о «мышлении».
Кантовская логика - только ограниченно верная теория мышления. Подлинное мышление - реальный предмет Логики как науки - на самом деле иное. Поэтому надо привести теорию мышления в согласие с ее подлинным предметом, надо революционизировать эту теорию, чтобы сделать ее способной верно описывать то, что мышление на самим деле делает.
Потребность критического пересмотра традиционной логики Гегель видит, прежде всего, в крайнем, бьющем в глаза несоответствии между теми «принципами» и «правилами», которые Кант считает абсолютно всеобщими «формами мышления вообще», и теми реальными результатами, которые достигнуты человеческой цивилизацией в ходе развития: «Сравнение образов, до которых поднялись дух практического и религиозного миров и научный дух во всякого рода реальном и идеальном сознании, с образом, который носит логика (его сознание о своей чистой сущности), являет столь огромное различие, что даже при самом поверхностном рассмотрении не может не бросаться тотчас же в глаза, что это последнее сознание совершенно не соответствует тем взлетам и не достойно их».
Гегель строжайшим образом различает здесь две вещи: Логику реального мышления, реального исторического развития мысли, воплощенной в науке, в продуктах целенаправленной деятельности вообще, и Логику как теорию, как науку о мышлении.
Определяя Логику как «сознание духа в своей чистой сущности», Гегель поступает совершенно в духе традиций этой науки. Это, по существу, ничто иное, как выраженное другими словами представление, что в Логике, в отличие от всех других наук, мышление и есть «свой собственный предмет», и есть объект исследования. Логика есть мышление о мышлении. Так ее и понимали испокон веков. Так понимал ее любой философ до Гегеля, так ее понимает и большинство теоретиков послегегелевской поры - как науку о «специфических формах и законах мышления», как «мышление о мышлении», как «самосознание» действительного мышления.
Мышление
Гегелевская постановка вопроса о Логике сыграла особую роль в истории этой науки, прежде всего, потому, что здесь впервые были подвергнуты самому тщательному анализу все основные понятия, связанные с проблемой Логики, и, прежде всего понятие «мышления».
Под «мышлением» и понимается особого рода деятельность, вполне сознательно осуществляемая каждым отдельным индивидом. Эта деятельность, в отличие от «практической», направлена на изменение представлений, на перестройку тех образов, которые имеются в сознании индивида, и непосредственно - на словесно-речевое оформление этих представлений, которые, будучи выражены в речи, в слове, в термине, называются «понятиями».
Когда человек изменяет уже не «представления», выраженные в речи, а реальные вещи вне головы, это уже не считается «мышлением», а, в лучшем случае, лишь действиями в согласии с мышлением - по законам и правилам, диктуемым «мышлением».
«Мышление» при этом отождествляется с размышлением, с «рефлексией», т.е. с психической деятельностью, в ходе которой человек отдает себе полный отчет в том, что и как он делает, т.е. осознает все те схемы и «правила», по которым он действует. «Интеллектуальными действиями» называются при этом только такие действия, которые человек производит с полным осознанием их схем и правил.
В этом случае, само собой понятно, единственной задачей Логики оказывается лишь упорядочение и классификация тех схем и правил, которые каждый отдельный человек может обнаружить в своем собственном сознании, тех абстрактно-общих схем, которыми он и до этого вполне сознательно руководился (только, может быть, не систематически). Как справедливо констатирует Гегель, в случае Логика «не дала бы ничего такого, что не могло бы быть сделано так же хорошо и без нее. Прежняя логика в самом деле ставила себе эту задачу».
Человек, изучивший такую Логику, будет, естественно, мыслить точно так же, как прежде, - разве что несколько методичнее... Не смогли вырваться из этого представления о задаче Логики и последователи Канта. В итоге их Логика так и осталась лишь педантически-схематизированным описанием тех схем работы интеллекта, которые и до этого уже имелись в сознании каждого мыслящего существа. В результате «кантовская философия не могла оказать никакого влияния на научное исследование. Она оставляет совершенно неприкосновенными категории и метод обычного познания». Она лишь привела в порядок схемы наличного сознания, лишь выстроила их в систему (правда, упершись при этом в факт противоречия этих схем друг другу). Короче говоря, «мышление», как деятельно-творческая способность человека, обнаруживает себя («опредмечивает себя») в виде всего того мира культуры, который создан работой предшествующих поколений мыслящих существ и окружает каждого отдельного человека с колыбели.
В этой позиции и была, наконец, обретена точка опоры для радикального переворота в Логике как науке, впервые пролит критический свет на ее фундаментальные принципы и основоположения. Этим Гегель преодолевал сразу и ограниченность взгляда старой логики на мышление, и субъективизм кантовско-фихтевской попытки этот взгляд реформировать, сохраняя нетронутыми самые глубокие его предрассудки.
Диалектика логики
Мышлению, которое осознает себя в виде традиционной, чисто формальной, Логики, «недостает простого сознания того, что, постоянно возвращаясь от одного к другому, оно объявляет неудовлетворительными каждое из этих отдельных определений, и недостаток его состоит просто в неспособности свести воедино две мысли (по форме имеются налицо лишь две мысли».
Эта манера рассуждать, согласно которой все вещи на свете следует рассматривать («мыслить») как «со стороны тождества их друг другу», так и «со стороны их отличий друг от друга»; с одной стороны - так, а с другой стороны - прямо наоборот; «в одном отношении как одно и то же», а «в другом отношении - как не одно и то же»; эта манера мыслить «как то, так и другое», «не только так, но и эдак (т.е. прямо наоборот)», - как раз и составляет подлинную «логику» этой Логики. Поэтому сия Логика как раз и соответствует той самой практике мышления, которая «логична» только по видимости, а на самом-то деле представляет собой лишь вид развязно-эклектического рассуждательства, чисто субъективного схематизирования, содержание которого задается всегда либо капризом, либо гениальничающей «интуицией», либо просто корыстно-эгоистическими мотивами, - короче говоря, любыми внелогическими факторами.
Эта Логика насквозь «диалектична» - в том смысле, что кишит неразрешенными противоречиями, которые она нагромождает друг на друга, делая при этом вид, будто никаких противоречий тут нет. Она постоянно совершает действия, которые являются запретными с точки зрения ее же собственных принципов, «законов» и «правил», однако не доводит этого факта до сознания, т.е. до прямого выражения через эти принципы. Поэтому она и впадает в «диалектику» в процессе соединения противоположно-противоречащих определений и утверждений, но только помимо своего сознания и вопреки собственным намерениям.
Внутри самой теории Логики эта «диалектика» выражается уже в том, что так называемые «абсолютные законы мышления» оказываются «при ближайшем рассмотрении противоположными друг другу; они противоречат друг другу и взаимно упраздняют одно другое...».
Гегель, как нетрудно заметить, ведет критику традиционной логики и мышления, этой логике соответствующего, тем самым «имманентным способом», который как раз и составил его главное завоевание. А именно - утверждениям, «правилам» и «основоположениям» этой Логики он противопоставляет не какие-то другие - противоположные - утверждения, правила и основоположения, а процесс практической реализации ее собственных принципов в реальном мышлении. Он показывает ей ее собственное изображение, указывая на те черты ее физиономии, которые она предпочитает не замечать, не осознавать.
Он, иными словами, соглашается с нею в том, что «сознательное мышление», которое она только и исследует, действует именно по тем самым схемам и правилам, которые оно само себе задает - и признает поэтому как «кодекс», по которому ее можно судить. Он требует от этого мышления только одного - неумолимой и бесстрашной последовательности в проведении выставленных принципов. Ничего более. Никаких других критериев оценки ее теории он не выставляет. Он только показывает, что именно последовательное проведение принципов (а не отступление от них) неизбежно, с неумолимой силой ведет к отрицанию этих самых принципов как односторонних, неполных и абстрактных.
Это - та самая критика «рассудка» с точки зрения самого же «рассудка», которую начал Кант.
«Стороны» диалектической логики
Диалектика, согласно Гегелю, и есть форма (или метод, схема) мышления, включающая в себя как процесс выяснения, четкого осознания противоречий, бессознательно продуцируемых «рассудком», так и процесс их конкретного разрешения в составе более высокой и глубокой стадии рационального познания того же самого предмета, на пути дальнейшего исследования «существа дела», то есть на пути дальнейшего развития науки, техники и «нравственности» - то есть всей той сферы, которая у него называется «объективным духом». Это движение вперед, по Гегелю, совершается на почве самой же логики, на пути логически строгого развертывания определений, а не на пути возврата в сферу созерцания или «интеллектуальной интуиции», как у Фихте или Шеллинга.
Это понимание сразу же вызывает конструктивные сдвиги во всей системе Логики.
Если у Канта «диалектика» представляла собою лишь последнюю, третью часть Логики (учения о формах рассудка и разума), где речь идет, собственно, о констатации логически неразрешимых антиномий научного, чисто теоретического познания, то у Гегеля дело выглядит уже совсем по-иному. Сфера «логического» распадается у него на три основных раздела, или аспекта, в ней выделяются три «стороны»:
) абстрактная, или рассудочная,
) диалектическая, или отрицательно разумная,
) спекулятивная, или положительно разумная.
Гегель специально подчеркивает, что названные три стороны ни в коем случае «не составляют трех частей логики, а суть моменты всякого логически реального, т.е. всякого понятия или всего истинного вообще».
Состав логики
В эмпирической истории мышления (как и в любом данном исторически достигнутом состоянии мышления) эти три стороны выступают то и дело в форме трех последовательных «формаций» либо в виде трех разных и рядом стоящих «систем логики». Отсюда и получается иллюзия, будто бы эти три раздела «логического мышления» могут быть обрисованы в виде трех разных, следующих друг за другом разделов (или «частей») Логики.
Логику в целом нельзя получить путем простого соединения указанных «трех сторон», каждая из коих берется некритически в том самом виде, в каком она была развита в истории мышления. Тут требуется критическая переработка всех трех аспектов с точки зрения высших - исторически лишь позже всех достигнутых - принципов. Гегель так характеризует три «момента» логического мышления, которые должны войти в состав Логики:
) «Мышление, как рассудок, не идет дальше неподвижной определенности и отличия последней от других определенностей; такую ограниченную абстракцию оно считает обладающей самостоятельным существованием». Отдельным - обособившимся - историческим воплощением этого «момента» в деятельности мышления выступает догматизм, а логически-теоретическим «самосознанием» этого догматизма - «общая», т.е. чисто формальная логика.
) «Диалектический момент есть снятие такими конечными определениями самих себя и их переход в свою противоположность». Исторически этот момент выступает как скептицизм, то есть как состояние, когда мышление чувствует себя растерянным среди противоположных, одинаково «логичных» и взаимно провоцирующих одна другую «догматических систем», не в силах выбрать и предпочесть одну из них. Соответствующее стадии «скептицизма» логическое самосознание отлилось в кантовское понимание «диалектики» как состояния неразрешимости антиномий между «догматическими системами». Скептицизм («отрицательная диалектика» типа кантовской) исторически и по существу выше догматизма, ибо «диалектика», заключающаяся в «рассудке», здесь уже осознана, уже существует не только «в себе», но и «для себя».
) «Спекулятивный, или положительно разумный, момент постигает единство определений в их противоположности, утверждение, содержащееся в их разрешении и их переходе». В систематической разработке этого последнего «момента» - а соответственно и в критическом переосмыслении первых двух с точки зрения третьего - Гегель и видит исторически назревшую в Логике задачу, а потому и свою собственную цель работы и миссию.
Будучи критически переосмыслены в свете только теперь добытых принципов, эти три «момента» перестают быть самостоятельными «частями логики» и превращаются в три абстрактных аспекта одной и той же логической системы. Тогда создается Логика, руководствуясь которой мышление уже в полной мере становится самокритичным и не рискует впасть ни в тупость догматизма, ни в бесплодие скептического нейтралитета.
Отсюда же вытекает и внешнее, формальное членение Логики на:
) учение о бытии,
) учение о сущности и
) учение о понятии и идее.
Деление Логики на «объективную» (первые два раздела, о «бытии» и «сущности») и «субъективную» (о понятии и идее) совпадает на первый взгляд со старым членением философии на «онтологию» и «собственно логику». Это не так, подчеркивает Гегель, такое деление было бы весьма неточным и условным, так как в Логике «противоположность между субъективным и объективным (в ее обычном значении) отпадает».
«Понятие»
Гегель требует от Логики более серьезного и глубокого решения проблемы «понятия» и «мышления в понятиях». Для него «понятие» - это прежде всего синоним действительного понимания существа дела, а не просто выражения любого «общего», любой «одинаковости» объектов созерцания. В «понятии» выражается подлинная природа вещи, а не ее «сходства» с другими вещами, и в «понятии» должна поэтому находить свое выражение не только «абстрактная общность» (это лишь один момент понятия, роднящий его с представлением), а и особенность объекта понятия. Формой понятия поэтому оказывается диалектическое единство «всеобщности и особенности», которое и раскрывается через разнообразные формы суждения и заключения. В суждении это свойство «понятия» выступает наружу, и потому любое суждение уже и ломает форму абстрактного тождества, представляет собою ее самоочевиднейшее отрицание.
Гегель четко различает «всеобщность», диалектически заключающую в себе, в своих определениях также и «все богатство особенного и единичного», от простой «абстрактной общности», от простой «всякости». Всеобщее понятия выражает собою действительный закон возникновения, развития и исчезновения «единичных вещей». А это уже совсем иной угол зрения на «понятие», гораздо более верный и глубокий, ибо, как показывает на массе случаев Гегель, подлинный закон (имманентная природа единичной вещи) далеко не всегда выступает на поверхности явлений в виде простой «одинаковости», в виде «общего признака», в виде «тождества».
Если бы дело обстояло так, то ни в какой Науке нужды не было бы. Невелик труд - повсюду фиксировать эмпирически-общие признаки. Задача «мышления» совсем не в этом, хотя в любом мышлении этот «момент» всегда и присутствует.
Центральным понятием Логики Гегеля и выступает поэтому конкретность, конкретно-всеобщее, и отличие этого «конкретно-всеобщего» от простой абстрактной всеобщности сферы представления Гегель блестяще иллюстрирует в своем знаменитом памфлете «Кто мыслит абстрактно?». «Мыслить абстрактно» - значит находиться в рабском подчинении силе ходячих словечек, ходячих штампов, односторонне-тощих определений, значит видеть в реальных, чувственно-созерцаемых вещах лишь ничтожную долю их действительного содержания, лишь те их определения, которые уже «застыли» в сознании и функционируют в нем как готовые, как мертво-окаменевшие штампы. С этим и связана та «магическая сила» ходячих словечек и выражений, которые загораживают от мыслящего человека действительность вместо того, чтобы служить формой ее выражения, ее доведения до сознания - до формы «для себя».
В этом толковании Логика только и становится действительной логикой мыслящего познания еще не познанного «единства во многообразии», а не схемой манипулирования с готовыми представлениями, логикой критичного и самокритичного мышления, а не логикой некритической классификации и педантического схематизирования наличных представлений.
Критика диалектической логики Гегеля
Гегель действительно противопоставляет человеку с его реальным мышлением некоторое безличное и безликое - «абсолютное» - Мышление, как некую от века существующую схему, в согласии с коей протекает акт «божественного творения мира и человека». Логика в связи с этим и понимается Гегелем как «абсолютная форма», по отношению к которой реальный мир и реальное человеческое мышление оказываются чем-то по существу производным, вторичным, сотворенным.
«Логику, согласно этому, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение бога, каков он есть в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа».
Определяя Логику как «изображение бога», Гегель, разумеется, хочет всего-навсего сделать свое понимание мышления понятным и приемлемым для религиозно-официального сознания своей эпохи, для свойственного ей способа представления, не больше. Однако это уподобление не является и случайным, чисто внешним, чисто тактическим ходом. В этом именно и обнаруживается идеализм его понимания мышления - и именно специфически гегелевский, объективный идеализм, превращающий своим толкованием мышление в некоторого нового бога, в некоторую вне человека находящуюся и над человеком господствующую сверхъестественную силу. Это так. Однако в этой специфически гегелевской иллюзии неправильно было бы видеть просто некритически перенятый Гегелем у религии взгляд, простой атавизм религиозного сознания, как это объяснял Фейербах, - а гораздо более глубокие и серьезные обстоятельства.
Дело в том, что гегелевская концепция мышления представляет собою просто-напросто некритическое описание того реального положения вещей, которое складывается на почве узко-профессиональной формы разделения общественного труда - и именно на почве отделения «умственного труда» от труда физического, от непосредственно-практической, чувственно-предметной деятельности, на почве превращения духовно-теоретического труда в особую профессию, в «науку».
В условиях стихийно развивающегося разделения общественного труда с неизбежностью возникает то своеобразное перевертывание реальных отношений между реальными человеческими индивидами и их собственными коллективными силами, коллективно-развиваемыми способностями, т.е. всеобщими (общественными) способами деятельности, которое получило в философии наименование «отчуждения».
Здесь, в социальной действительности, а вовсе не только в фантазии религиозных людей и философов-идеалистов, все всеобщие (коллективно осуществляемые) способы деятельности организуются в виде особых социальных институтов, конституируются в виде профессий, своего рода каст со своими особыми ритуалами, со своим особым языком, традициями и прочими «имманентными» структурами, имеющими вполне безличный и безликий характер.
В итоге не отдельный человеческий индивид оказывается «носителем» - т.е. «субъектом» той или иной всеобщей способности (деятельной силы), а наоборот, эта «отчужденная» и все более «отчуждающая себя» от него сила (т.е. сила кооперированных индивидов) выступает как «субъект», извне диктующий каждому индивиду способы и формы его жизнедеятельности. Индивид как таковой превращается тут в раба - в «говорящее орудие» - «отчужденных» всеобще-человеческих сил и способностей, способов деятельности, персонифицированных в виде денег, в виде капитала и далее - в виде государства, права, религии и т.д. и т.п.
Критическое преодоление гегелевской Логики, бережно сохранившее все ее положительные результаты и очистившее их от мистики преклонения перед «чистым мышлением», перед «божественным понятием», оказалось под силу лишь Марксу и Энгельсу.
Ни одна другая философская система после Гегеля справиться с нею «оружием критики» так и не смогла, так как ни одна из них не заняла позиции революционно-критического отношения к тем объективным условиям, которые питают иллюзии идеализма, т.е. к ситуации «отчуждения» реальных деятельных способностей человека от большинства индивидов - ситуации, внутри которой все всеобщие (общественные) силы, т.е. деятельные способности общественного человека, выступают как силы, независимые от большинства индивидов, как силы, господствующие над ними как внешняя необходимость, как силы, монополизированные более или менее узкими группами, слоями и классами общества.
Единственный путь к действительному критическому преодолению гегелевской концепции Мышления как вне и независимо от человека существующей «абсолютной творческой мощи Понятия» лежал только через революционно-критическое отношение к «миру отчуждения», то есть к миру товарно-капиталистических отношений, к характерной для него форме разделения общественного труда, к факту действительного отделения и обособления «умственного труда» (мышления) от труда физического, и тем самым ко всем практически неизбежным иллюзиям, которые лица умственного труда создают о самих себе, о причинах и целях, об условиях и формах своей собственной работы.
На этом - и только на этом - пути объективно-идеалистические иллюзии гегелевской концепции могли быть действительно объяснены, а не просто обруганы - «мистическим вздором», «атавизмом теологии» и прочими обидными, но ровно ничего не объясняющими эпитетами.
Маркс и Энгельс впервые увидели самую глубокую - уже чисто теоретическую и фактически-историческую ошибку, лежащую в основе всех коренных пороков гегелевской концепции Мышления и Логики, там, где большинство послегегелевских философских систем (и до сих пор) видят банальную истину, разделяя, поэтому с Гегелем все остальные заблуждения.
Ошибка эта заключается в том, что Гегель, хотя он и понимает, что язык, речь - вовсе не единственная форма «внешнего обнаружения» творческой силы мышления, тем не менее, считает именно язык той первой (и во времени и по существу) внешней формой, в которой это мышление впервые становится «для себя предметом».
Язык - это понимание, сформулированное Гегелем еще в «Иенской реальной философии», сохраняется и в Логике, - кажется ему «первым орудием» внешнего воплощения творческой силы мышления. А реальное орудие труда - топор, плуг, а далее - машина, система машин и пр., - лишь по времени и по существу второй, позднейшей и производной формой «внешнего обнаружения» этой творческой силы...
Схема поэтому такова: в начале истории «духа» (т.е. истории самопознания, «отчуждения и снятия отчуждения») было Слово. Человек проснулся к духовной жизни, к самосознательному мышлению в тот момент, когда он «изобрел слово», когда в нем проснулась способность «выражать себя» в речи. А уже потом - на основе тех достижений, которые этот дух разработал в словесной форме своего «воплощения», он перешел к изобретению реальных орудий труда...
Таким образом, именно Слово, именно Речь, Высказывание, Суждение и т.п. и действия в словесном плане оказываются здесь колыбелью, в которой рождается «мыслящий дух» - Мышление в его внешнем проявлении... А не чувственно-предметная деятельность в реальном мире, не создание орудия труда и продуктов этого труда, как процесс, первоначально независимый ни от какого «мышления» как сознательной деятельности.
Эту мысль Гегель повторяет и в Логике:
«Формы мысли выявляются и отлагаются, прежде всего, в человеческом языке. В наше время мы должны неустанно напоминать, что человек отличается от животного именно тем, что он мыслит. Во все, что для него (человека) становится чем-то внутренним, вообще представлением, во все, что он делает своим, проник язык, а все то, что человек превращает в язык и выражает в языке, содержит в себе, в скрытом ли, спутанном или более разработанном виде, некоторую категорию...».
В этом - самый глубокий корень гегелевского идеализма. Если вы принимаете, как нечто бесспорное, это гегелевское утверждение, что справиться с Гегелем и его толкованием «мышления» вы уже не сможете. Тогда вы вслед за ним вынуждены будете объявить реальное «орудие труда» следствием деятельности человека в словесном плане, т.е. в специфической форме теоретической деятельности, «отчужденным логическим мышлением», проявившим себя до этого и независимо от этого в Слове. И тогда вы, как Гегель и как современные неопозитивисты, должны будете говорить вслед за апостолом Иоанном: «В начале было Слово», а потом уже все остальное...
Этим ходом «мышление», как деятельность, осуществляющаяся в голове именно в виде «внутренней речи», и превращается в исходную точку для понимания всех феноменов культуры, как духовной, так и материальной - в том числе исторических событий, всех социально-экономических и политических структур, и прочего и прочего. Тогда весь мир продуктов человеческого труда - вся история - и начинает толковаться как процесс, вытекающий «из головы», из «силы мышления».
А самое «мышление» в таком случае уже не вытекает ниоткуда. Оно просто берется как нечто данное, как нечто от века существующее, как одна из изначальных «сил вселенной» в человеке, и именно через Слово впервые начинающая действовать с сознанием - как «дух», как самосознательное мышление. И далее вся система гегелевской философии получается уже совершенно автоматически.
Именно тут - в критическом понимании и преодолении гегелевской версии отношения между «духовно-теоретической деятельностью» (непосредственно осуществляющейся через Слово) и непосредственной чувственно-предметной деятельностью общественного человека, как деятельностью, совершенно не зависящей вначале от какого бы то ни было «духа», от какого бы то ни было «сознания и воли», от какого бы то ни было «мышления» (сознательного или бессознательного) и лежала точка роста Логики после Гегеля - опорная точка переворота в Логике, совершенного Марксом и Энгельсом в начале 40?х годов XIX века.
Заключение
логика мышление гегель
Логика Гегеля - это одновременно его диалектическое учение.
Диалектика Гегеля - это учение о всеобщей связи и развитии, это философия мироздания, взгляд на мир в целом.
Принципа:
) Принцип взаимосвязи (мир един в своей основе)
) Принцип всеобщего движения, сказанный еще Гераклитом и эти противоположные переходы друг в друга, в мире все непрерывно развивается.
Принцип триады распространяется на диалектику, следовательно, считается что он преодолевает односторонность Канта (Тезис - антитезис), мы можем познать не только явление, но и сущность.
Гегель считал, что противоречие - это не аномалия, а источник всякого развития.
Бытие - (уничтожение) - Ничто -(возникновение нового) - Наличное бытие(бытие в пространстве и времени)
Наш мир - это постоянный процесс становления (если что-то уничтожается, то возникает что-то новое, идет развитие по спирали, все возвращается но идет вперед по спирали.
закона диалектики Гегеля:
Закон единства и борьбы противоположностей (источник развития в борьбе противоположностей);
Закон взаимного перехода, количественных и качественных превращений (накопившиеся количественные изменения приводят к качественным изменениям и к механическому развитию);
Закон отрицания (зерно в земле - сгнивает - росток - новое зерно, любая стадия в процессе развития сменяется новой стадией, которая затем сменяется еще более новой стадией).
Система Гегеля консервативна, так как абсолютная идея возвращается сама к себе, но с другой стороы диалектика - это учение о развитии мира, но Абсолютная идея тоже должна развиваться.
Противоречия Гегеля между философией с логикой и диалектическим миром усматривается в том, что система консервативна и замкнута, а мир диалектичен, т.е. предполагается бесконечное развитие этой системы. Философия Гегеля стоит на голове, говорили марксисты.
Список используемой литературы
1.Диалектика и её критики. - М., 1986.
2.Диалектическое противоречие. - М., 1979.
.Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 5.
.Садовский Г.И. Диалектика мысли. Логика понятий как теория отражения сущности развития. - Минск, 1982.
.Петров Ю.А. Логическая функция категорий диалектики. - М., 1972.
.Попов П.С. История логики нового времени. - М., Издательство МГУ, 1960.
.Тренделенбург А. Логические исследования, т. 1. Москва, 1868.
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.
Кто мыслит абстрактно? - Необразованный человек, а вовсе не просвещенный. В приличном обществе не мыслят абстрактно потому, что это слишком просто, слишком неблагородно (неблагородно не в смысле принадлежности к низшему сословию), и вовсе не из тщеславного желания задирать нос перед тем, чего сами не умеют делать, а в силу внутренней пустоты этого занятия.
Почтение к абстрактному мышлению, имеющее силу предрассудка, укоренилось столь глубоко, что те, у кого тонкий нюх, заранее почуют здесь сатиру или иронию, \...\.
В обоснование своей мысли я приведу лишь несколько примеров, на которых каждый сможет убедиться, что дело обстоит именно так. Ведут на казнь убийцу. Для толпы он убийца - и только. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интересный мужчина. Такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца - красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу - красивым? Сами, небось, не лучше! Это свидетельствует о моральном разложении знати, добавит, быть может, священник, привыкший глядеть в глубину вещей и сердец.
Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его воспитании влияние дурных отношений между его отцом и матерью, увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудившей к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения. Почти наверняка в толпе найдутся люди, которые - доведись им услышать такие рассуждения - скажут: да он хочет оправдать убийцу! Помню же я, как некий бургомистр жаловался в дни моей юности на писателей, подрывающих основы христианства и правопорядка; один из них даже осмелился оправдывать самоубийство - подумать страшно! Из дальнейших разъяснений выяснилось, что бургомистр имел в виду «Страдания молодого Вертера».
Это и называется «мыслить абстрактно» - видеть в убийце только одно абстрактное - что он убийца и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет человеческое существо.
Иное дело - утонченно-сентиментальная светская публика Лейпцига. Эта, наоборот, усыпала цветами колесованного преступника и вплетала венки в колесо. Однако это опять-таки абстракция, хотя и противоположная. Христиане имеют обыкновение выкладывать крест розами или, скорее, розы крестом, сочетать розы и крест. Крест - это некогда превращенная в святыню виселица или колесо. Он утратил свое одностороннее значение орудия позорной казни и соединяет в одном образе высшее страдание и глубочайшее самопожертвование с радостнейшим блаженством и божественной честью. А вот лейпцигский крест, увитый маками и фиалками, - это умиротворение в стиле Коцебу,
разновидность распутного примиренчества - чувствительного и дурного.
Мне довелось однажды услышать, как совсем по-иному расправилась с абстракцией «убийцы» и оправдала его одна наивная старушка из богадельни. Отрубленная голова лежала на эшафоте, и в это время засияло солнце. Как это чудесно, сказала она, солнце милосердия господня осеняет голову Биндера! Ты не стоишь того, чтобы тебе солнце светило, - так говорят часто, желая выразить осуждение. А женщина та увидела, что голова убийцы освещена солнцем и, стало быть, того достойна. Она вознесла ее с плахи эшафота в лоно солнечного милосердия бога и осуществила умиротворение не с помощью фиалок и сентиментального тщеславия, а тем, что увидела убийцу приобщенным к небесной благодати солнечным лучом.
- Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! - говорит покупательница торговке. - Что? - кричит та. - Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели, не твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки да шляпки! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за своим домом следят, а таким - самое место в каталажке! Дырки бы на чулках заштопала! - Короче говоря, она и крупицы доброго в обидчице не замечает. Она мыслит абстрактно и все - от шляпки до чулок, с головы до пят, вкупе с папашей и остальной родней - подводит исключительно под то преступление, что та нашла ее яйца тухлыми. Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц, тогда как те офицеры, которых она упоминала, - если они, конечно, и впрямь имеют сюда какое-нибудь отношение, что весьма сомнительно, - наверняка заметили в этой женщине совсем иные детали.
Но оставим в покое женщин; возьмем, например, слугу - нигде ему не живется хуже, чем у человека низкого звания и малого достатка; и, наоборот, тем лучше, чем благороднее его господин. Простой человек и тут мыслит абстрактно, он важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге; он крепко держится за этот единственный предикат. Лучше всего живется слуге у француза. Аристократ фамильярен со слугой, а француз - так уж добрый приятель ему. Слуга, когда они остаются вдвоем, болтает всякую всячину - смотри « Jacques et son maitre » Дидро, - а хозяин покуривает себе трубку да поглядывает на часы, ни в чем его не стесняя. Аристократ, кроме всего прочего, знает, что слуга не только слуга, что ему известны все городские новости и девицы и что голову его посещают недурные идеи, - обо всем этом он слугу расспрашивает, и слуга может свободно говорить о том, что интересует хозяина. У барина-француза слуга смеет даже рассуждать, иметь и отстаивать собственное мнение, а когда хозяину что-нибудь от него нужно, так приказания будет недостаточно, а сначала придется втолковать слуге свою мысль да еще и благодарить за то, что это мнение одержит у того верх.
То же самое различие и среди военных; у пруссаков положено бить солдата, и солдат поэтому - каналья; действительно, тот, кто обязан пассивно сносить побои, и есть каналья. Посему рядовой солдат и выглядит в глазах офицера как некая абстракция субъекта, принимающего побои, с коим вынужден возиться господин в мундире с портупеей, хотя и для него это занятие чертовски неприятно.
Мыслить абстрактно, тощими, односторонними определениями легче легкого, говорит Гегель, вся трудность состоит в том, чтобы мыслить конкретно, чтобы в форме и с помощью абстракций понять истинное существо того или иного предмета или явления. Выработка односторонних абстрактных определений лишь один из моментов в постижении явления в единстве его многообразия, в его сущности и специфичности, в его конкретности. Действительное, содержательное мышление по самой своей природе, по цели и задаче конкретно. Путь, на котором возможно достижение такого конкретного понимания, может состоять в рассмотрении истории, процесса возникновения и развития созерцаемого явления, в раскрытии тех многоразличных условий его существования, которые в своей совокупности определили его настоящее состояние. Метафизическое же, в том числе обывательское, мышление ограничивается однобокими абстракциями, односторонними определениями, а поэтому и скользит по поверхности явлений, неизбежно является субъективным.
Рисуя несколько ярких картинок из жизни, Гегель тонко иронизирует над подобной субъективностью «абстрактного» мышления базарной торговки, и австрийского офицера, и разных людей из толпы, глазеющих на казнь убийцы.
Статья «Кто мыслит абстрактно?» написана Гегелем в Берлине, в последние годы жизни. Публикуемый текст взят из XX тома Сочинений Гегеля издания Глокнера (Штутгарт, 1930, отдел «Краткие статьи», стр. 445-450). Перевод с немецкого сделан Э.В. Ильенковым.
Гегель, был подведен к необходимости диалектически поставить вопрос о соотношении теоретической абстракции с чувственно-данной реальностью. Сама чувственно-данная человеку реальность впервые была осознана им с исторической точки зрения, как продукт истории, как продукт деятельности самого человека. Но этот анализ сразу же вскрыл дополнительные трудности, решение которым сам Гегель дал по существу идеалистическое.
Проанализируем его позицию. Рассматривая абстрагирующую деятельность субъекта, Гегель сразу же отмечает ее зависимость от активного, от практического отношения человека к миру вещей, событий, явлений, фактов.
Гегель прежде всего снисходительно вышучивает то антикварное почтение к "абстрактному", которое основывается на представлении о научном мышлении как о некоей таинственной области, вход в которую доступен лишь посвященным и недоступен "обыкновенному человеку, живущему в мире "конкретных вещей".
"Мыслить? Абстрактно? – Спасайся кто может!" – пародирует Гегель реакцию читателя, воспитанного в духе таких взглядов, на приглашение поразмыслить над проблемой абстрактного и конкретного.
На ряде забавных притч-анекдотов Гегель иллюстрирует свою мысль: нет ничего легче, чем мыслить абстрактно. Абстрактно мыслит каждый, на каждом шагу, и тем абстрактнее, чем менее образованно, развито его духовное Я, – и, наоборот, вся трудность заключается в том, чтобы мыслить конкретно.
Гегель прекрасно видит и все время подчеркивает ту связь, которая существует между простейшей абстрагирующей деятельностью и практически-целенаправленным отношением человека к миру окружающих его вещей и явлений. При этом абстрагирующий субъект у Гегеля уже не отвлеченный гносеологический робинзон, а человек, совершающий свою духовную деятельность внутри определенной системы отношений с другими людьми, как и в самом акте познания, в акте духовной обработки чувственно-данных фактов, действующий как член общества.
Этот принципиально новый угол зрения на явления познания сразу открывал для философии горизонты и перспективы, неведомые предшественникам Гегеля, в том числе ближайшим – Канту, Фихте и Шеллингу. Плодотворнейшим образом сказался этот новый подход и на постановке проблемы отношения абстрактного к конкретному.
Гегель с самого начала подходит к исследованию мышления как к исследованию особой формы духовной деятельности общественно-исторического субъекта, старается постигнуть его как исторически-развившуюся общественную реальность. Логика предстает с этой точки зрения как наука о формах и законах развития специфически человеческой способности мыслить
Наука, научное мышление в системе Гегеля выступает как высшая ступень развития "обыденного" мышления, и не случайно Гегель ищет ключи к важнейшим логическим проблемам в анализе обычнейших умственных операций, производимых всяким и каждым ежедневно и ежечасно. Он недаром очерчивает общие контуры своего понимания вопроса об отношении абстрактного к конкретному на материале мышления уличного зеваки, рыночной торговки, старухи из богадельни, армейского офицера и тому подобных персонажей. С анализа подобной же стадии развития способности логически мыслить начинается и "Феноменология духа".
Гегель (как мы уже отметили) резко подчеркивает то обстоятельство, что характер абстрагирующей деятельности человека всегда находится в зависимости от общества, от целой системы развитых обществом условий, внутри и посредством которых она, абстрагирующая деятельность, совершается.
и абстрагирующий субъект и обрабатываемый им чувственный материал предстают с этой точки зрения в качестве продуктов развития совокупного общественно-исторического субъекта, абсолютного субъекта-субстанции, – как в итоге называет его Гегель.
Формы становления этого абсолютного субъекта и есть, по Гегелю, предмет Логики как философской теории.
Уже та простейшая форма, в которую отливается неизбежно абстрагирующая деятельность индивида – слова языка, речь, – ставит для произвола индивидуального субъекта строгие границы, не зависящие от его произвола. При переводе чувственно-данной конкретности в формы речи, в словесное бытие, индивид определен со стороны общества. Однозначность взаимопонимания здесь выступает как субъективный критерий правильности абстрагирования.
Но на акт абстрагирования сильнейшее – и даже доминирующее – влияние оказывают высшие этажи духовного строя – моральные, правовые, религиозные и тому подобные общественные нормы, вплоть до логических. Последние чаще всего не осознаются абстрагирующим индивидом, а командуют им как бы исподтишка, за его спиной, а субъектом некритически принимаются за самоочевидные формы самого чувственно-предлежащего материала. Общественная природа и реальность абстрагирующей деятельности – вот что было вскрыто Гегелем в идеалистической форме представления об "абсолютном субъекте-субстанции" всякого знания.
Фрагмент, пространно процитированный нами выше, раскрывает еще одну важнейшую и характернейшую черту гегелевского подхода к проблеме абстрактного и конкретного. Это – идеалистически абсолютизированное понимание того факта, что чувственно-предлежащий человеку мир вещей и явлений есть не вечная, не исторически данная самой природой реальность, пассивно отражаемая столь же неисторически толкуемой чувственностью, а прежде всего – продукт чувственной деятельности самого же человека. При этом сама чувственно-практическая деятельность понимается Гегелем по существу идеалистически, как деятельность, опредмечивающая моральные, правовые, религиозные, художественные нормы, своекорыстные интересы или логически добытые истины.
В примерах, фигурирующих в фельетоне "Кто мыслит абстрактно?", персонажи мыслят и говорят о таких чувственно-данных предметах, явлениях или событиях, которые очень легко истолковать как "отчужденные образы сознания". Отрубленная голова правонарушителя, крест христиан, темляк австрийского офицера и т.д. и т.п. – все это суть действительно продукты сознательной деятельности общественного человека, "опредметившей" в них определенные правовые, моральные, религиозные или нравственные нормы.
То есть – подлинным основанием абстракций, производимых персонажами анекдотов, оказываются именно общественно принятые нормы, традиционно принимаемые индивидуальным сознанием как нечто само по себе разумное и разумеющееся. Любой чувственно-данный предмет в гегелевской феноменологии сознания истолковывается как продукт деятельности другого человека, или, точнее, как продукт деятельности всей совокупности других людей. Предметная чувственно-данная реальность утрачивает тем самым свое самостоятельное значение и предстает в итоге только как предметное бытие человека для человека, как сознательно или бессознательно овеществленная цель человека.
В этой концепции – как и вообще у Гегеля – гениальное прозрение органически переплетено с ложно-идеалистической подосновой. И этой подосновой является прежде всего общее понимание деятельности человека, как деятельности, с самого начала руководящейся чисто духовными мотивами.
Дух сообщается духу только через вещи, через чувственное бытие. Непосредственное общение индивидуальных духов – грубые представления о магнетизме, спиритизм и т.п. – Гегель, если и не отвергает с порога, то во всяком случае не придает им серьезного значения для теоретического понимания вопроса.
Но далее как раз и начинается специфический идеализм гегелевской "Феноменологии духа". Первой и исторически и логически формой "опредмечивания" человека, превращение духовного "Я" в предметное, чувственно воспринимаемое бытие для другого человека, а тем самым и для себя самого – первый акт превращения человека в человека – Гегель усматривает в пробуждении способности давать имена, названия.
Пробуждение этой способности в его концепции предшествует любой другой форме превращения идеального бытия субъекта в чувственно-предметное бытие, воспринимаемое другим человеком.
Чувственно-практическая же деятельность, изменяющая формы, данные природой, в системе Гегеля выступает как следствие, как производное от способности давать чувственно-данным образам имена. Реальная картина тем самым и перевертывается. Дух оказывается способным конструировать царство абстрактных имен до того и независимо от того, что человек чувственно-практически овладевает независимым от него и вне его находящимся предметным миром, занимается общественным трудом.
Сам чувственно-материальный труд предстает как реализация духовных стремлений субъекта.
Итак, язык, речь, способность давать вещам имена и сообщать другому Я свои чувственные впечатления, в системе философии духа у Гегеля предшествует любой другой форме деятельности общественного человека. Эта идеалистическая исходная точка дедукции человеческих способностей тесно связана с идеализмом всей гегелевской системы.
Способность абстрагировать "общее" у чувственно-созерцаемых вещах и фиксировать его в форме общепонятного наименования оказывается первой формой бытия духа как духа. Беспрестанная повторяемость какого-то образа в поле чувственности и у Гегеля оказывается первоначально единственной основой становления духа, первоначально выступающего как "царство имен".
Почему неоднократное повторение одинаковых чувственных впечатлений вызывает в человеческом интеллекте процесс образования царства имен, общих образов, зафиксированных соответствующими словами, – этого Гегель сколько-нибудь рационально объяснить не в состоянии. В этом пункте его решение носит по существу чисто словесный характер: потому-де, что такова природа духа, как "высшей потенции" мироздания...
\ О сущности философии \
…Эта наука постольку представляет собой единство искусства и религии, поскольку внешний по своей форме способ созерцания искусства, присущая ему деятельность субъективного созидания и расщепления его субстанциального содержания на множество самостоятельных форм, становится в тотальности религией. В религии в представлении развертывается расхождение и опосредствование раскрытого содержания и самостоятельные формы не только скрепляются вместе в некоторое целое, но и объединяются в простое духовное созерцание и, наконец, возвышаются до мышления, обладающего самосознанием. Это знание есть тем самым познанное посредством мышления понятие искусства и религии, в котором все то, что различно по содержанию, познано как необходимое, а это необходимое познано как свободное.
…Соответственно этому философия определяется как познание необходимости содержания абсолютного представления, а также необходимости обеих его форм, - с одной стороны, непосредственного созерцания и его поэзии, как равным образом и объективного и внешнего откровения, которое предполагается представлением, а с другой стороны, прежде всего субъективного вхождения в себя, затем также субъективного движения вовне и отождествления веры с предпосылкой. Это познавание является, таким образом, признанием этого содержания и его формы и освобождением от односторонности форм, возвышением их до абсолютной формы, самое себя определяющей как содержание, остающейся с ним тождественной и в этом тождестве представляющей собой познавание упомянутой в-себе-и-для-себя-сущей необходимости. Это движение, которое и есть философия, оказывается уже осуществленным, когда оно в заключении постигает свое собственное понятие, т. е. оглядывается назад только на свое же знание.
……при взгляде на такое многообразие мнений, на столь различные многочисленные философские системы мы чувствуем себя в затруднении, не зная, какую из них признать. Мы убеждаемся в том, что в высоких материях, к которым человек влечется и познание которых хотела доставить нам философия, величайшие умы заблуждались, так как другие ведь опровергли их. «Если это случилось с такими великими умами, то как могу ego homuncio (я, маленький человечек) желать дать свое решение?» Этот вывод, который делается из факта различия философских систем, как полагают, печален по существу, но вместе с тем субъективно полезен. Ибо факт этого различия является для тех, которые с видом знатока хотят выдавать себя за людей, интересующихся философией, обычным оправданием в том, что они, при всей своей якобы доброй воле и при всем даже признании ими необходимости стараться усвоить эту науку, все же на самом деле совершенно пренебрегают ею. Но эта ссылка на различие философских систем вовсе не может быть понята как простая отговорка. Она считается, напротив, серьезным, настоящим доводом против серьезности, с которой философствующие относятся к своему делу,- она служит для них оправданием пренебрежения философией и даже неопровержимым доказательством тщетности стремления достигнуть философского познания истины. «Но если даже и допустим», гласит далее это оправдание, «что философия есть подлинная наука и какая-либо одна из философских систем истинна, то возникает вопрос: а какая? по какому признаку узнаешь ее? Каждая система уверяет, что она - истинная; каждая указывает иные признаки и критерии, по которым можно познать истину; трезвая, рассудительная мысль должна поэтому отказаться решить в пользу одной из них».
…… совершенно верно и является достаточно установленным фактом, что существуют и существовали различные философские учения; но истина ведь одна,- таково непреодолимое чувство или непреодолимая вера инстинкта разума. «Следовательно, только одно философское учение может быть истинным, а так как их много, то остальные, заключают отсюда, должны быть заблуждениями. Но ведь каждое из них утверждает, обосновывает и доказывает, что оно-то и есть это единственно истинное учение». Таково обычное и как будто правильное рассуждение трезвой мысли.
…..По существу же мы по поводу этого рассуждения должны были бы сказать раньше всего то, что, как бы различны ни были философские учения, они все же имеют то общее между собою, что все они являются философскими учениями. Кто поэтому изучает какую-нибудь систему философии или придерживается таковой, во всяком случае философствует, если только это учение вообще является философским. Вышеприведенное, носящее характер отговорки рассуждение, цепляющееся лишь за факт различия этих учений и из отвращения и страха перед особенностью, в которой находит свою действительность некоторое всеобщее, не желающее постигать или признавать этой всеобщности, я в другом месте сравнил с больным, которому врач советует есть фрукты; и вот ему предлагают сливы, вишни или виноград, а он, одержимый рассудочным педантизмом, отказывается от них, потому что ни один из этих плодов не есть фрукт вообще, а один есть вишня, другой - слива, третий - виноград.
Но существенно важно еще глубже понять, что означает это различие философских систем. Философское познание того, что такое истина и философия, позволяет нам опознать само это различие, как таковое, еще в совершенно другом смысле, чем в том, в каком его понимают, исходя из абстрактного противопоставления истины и заблуждения. Разъяснение этого пункта раскроет перед нами значение всей истории философии. Мы должны дать понять, что это многообразие философских систем не только не наносит ущерба самой философии - возможности философии,- а что, наоборот, такое многообразие было и есть безусловно необходимо для существования самой науки философии, что это является ее существенной чертой.
…. Указанное уже выше положение, что существует лишь одна истина, еще абстрактно и формально. В более же глубоком смысле исходным пунктом, конечной целью философии является познание, что эта единая истина вместе с тем есть источник, только из которого истекает все другое, все законы природы, все явления жизни и сознания, представляющие собою лишь отражение этого источника; или, выражая это иначе, цель философии состоит в том, чтобы свести все эти законы и явления, обратным на внешний взгляд путем, к этому единому источнику, но сделать это лишь для того, чтобы постигнуть их из него, т.е. для того, чтобы познать, как они из него выводятся. Самым существенным, следовательно, является, скорее, познание, что эта единая истина не есть лишь простая, пустая мысль, а представляет собою мысль, определенную в себе. Чтобы достигнуть этого познания, мы должны войти в рассмотрение некоторых абстрактных понятий, которые, как таковые, совершенно общи и пусты, а именно в рассмотрение двух понятий - понятия развития и понятия конкретного. Мы можем даже свести то, что здесь для нас важно, к одному единственному понятию, к понятию развития; когда последнее сделается для нас ясным, то все остальное будет вытекать само собою. Продуктом мышления является все, что нами вообще мыслится; но мысль есть еще нечто формальное; понятие есть уже более определенная мысль; наконец, идея есть мысль в ее целостности и ее в себе и для себя сущем определении. Но идея есть, следовательно, истина, и единственно лишь она есть истина; существенная же черта природы идеи состоит в том, что она развивается и лишь через развитие постигает себя, - состоит в том, что она становится тем, что она есть.. Идея должна еще сделать себя тем, что она есть…
Логика есть наука о чистой идее, т.е. об идее в абстрактной стихии мышления. Гегель считал, что предметом логики является истина. Польза логики для человека определяется тем, насколько она развивает ум, направляя его на достижение целей.
Что Гегель имеет в виду, когда говорит об «объективных мыслях»? Почему он утверждает, что логика совпадает с наукой о вещах?
То, что получается при размышлении, есть продукт нашего мышления. С другой стороны, однако, мы рассматриваем всеобщее, законы как противоположность чему-то лишь субъективному и познаем в нем существенное, истинное и объективное вещей.
Согласно этим определениям, мысли могут быть названы объективными мыслями; причем к ним следует причислять также и формы, которые рассматриваются в обычной логике и считаются обыкновенно лишь формами сознательного мышления. Логика совпадает поэтому с метафизикой – наукой о вещах, постигаемых в мыслях, за которыми признается, что они выражают существенное в вещах.
Каковы три ступени движения мышления, или основные моменты логического? Есть ли рациональный смысл в там, что Гегель выделяет такие три момента?
Логическое по своей форме имеет три стороны;
а) абстрактную , или рассудочную ,
б) диалектическую , или отрицательно-разумную ,
в) спекулятивную или положительно-разумную .
Как Гегель понимает диалектику, «диалектическое»?
Гегель разработал идеалистическую форму диалектики: он рассматривает диалектику категорий, их связи и переливы друг в друга, развитие «чистой мысли» – абсолютной идеи. Он понимает развитие как самодвижение, как саморазвитие, происходящее на основе взаимопроникновения противоположностей: поскольку явление противоречиво, оно обладает движением и развитием. У него каждое понятие находится во внутренней необходимой связи со всеми остальными: понятия и категории взаимно переходят друг в друга. Так, возможность в процессе развития превращается в действительность, количество – в качество, причина – в следствие и обратно. Он подчеркивает единство противоположных категорий – формы и содержания, сущности и явления, случайности и необходимости, причины и следствия и т. п
Диалектическое является вообще принципом всякого движения, всякой жизни и всякой деятельности в сфере действительности.
Какова, по Гегелю, роль противоречия в бытии и мышлении?
Гегель различает абстрактно-всеобщее и конкретно-всеобшее, имея в виду, в первую очередь, два типа знания. Абстрактно-всеобщее - это как раз те наши общие представления. Другое дело конкретно-всеобщее, на которое опирается всякая серьезная наука.
Таким образом, Гегель противопоставляет разум как способность постигать и разрешать противоречия. Но, для того чтобы утвердить разум в своих правах, Гегель обосновывает новый взгляд на саму суть противоречий. “Ведь традиционная логика видела в противоречии синоним непонимания и заблуждения". Гегель утверждает противоположное. Противоречие у него становится орудием истины, а отсутствие противоречий - симптомом заблуждения.
И каждый раз, когда в познающем мышлении возникает противоречие, мы должны ставить вопрос о том, является ли оно объективным противоречием. Гегель был первым, кто заговорил об объективных противоречиях, выражающих противоречивость самой действительности. Объективные противоречия он отличает от таких противоречий, которые являются следствием ошибки.
Движение мышления есть, по Гегелю, не что иное, как восхождение от абстрактного к конкретному. Какой смысл Гегель вкладывает в понятия «абстрактное», «конкретное»? Какова суть метода восхождения от абстрактного к конкретному?
Абстрактным, неразвитым мышлением является "первобытное" мышление, исходное в истории развития общества, точно так же, как абстрактным является "детское" мышление, исходное в истории развития индивида. Абстрактное мышление берет предмет лишь со стороны его простейших, очевидных характеристик, но не способно охватить предмет во всей совокупности этих характеристик, т.е.
конкретно.
Любое обозначение предмета, будь то слово естественного языка или понятие научно-теоретического языка, - абстрактно. Поэтому мышление, реализующееся в языке, всегда имеет дело с более или менее конкретными (содержательными) абстракциями. Однако именно в обыденной речи мы пользуемся абстрактными понятиями значительно чаще, чем принято считать - таков вывод из статьи Гегеля "Кто мысли абстрактно?" Когда ребенок хочет, чтобы ему дали какую-либо вещь, он показывает на нее и говорит: "Это!" Но словом "это" можно обозначить и детскую игрушку, и яблоко, и чашку с молоком - вообще какой угодно предмет. Таким образом, слово "это" - пример наиболее абстрактного определения: оно слишком всеобще, а потому никак не конкретизировано ("бессодержательное", или "пустое", по Гегелю, определение). Абстрактное мышление соответствует "рассудочной" форме логического.
"Мыслить конкретно" - значит воспроизводить предмет максимально полно, всесторонне, целостно (= конкретно). Гегель показал, что конкретное мышление осуществляется восхождением от простейших, а потому в значительной степени "пустых", определений ко все более содержательным, воссоздающим "теоретическую модель" познаваемого предмета, определениям. Метод конкретного мышления - диалектический метод восхождения от абстрактного к конкретному. Конкретное мышление, диалектический метод соответствуют "положительно-разумной форме" логического.
В диалектической логике под "абстрактным" понятием понимается понятие, описывающее предмет односторонне, усеченно, неполно, фиксируя наиболее общие (абстрактные) характеристики предмета вне их взаимосвязи и взаимообусловленности; под "конкретным" - понятие, описывающее предмет наиболее всесторонне, полно, исчерпывающе, фиксируя противоречивое единство (конкретное единство) противоположных характеристик предмета в их взаимообусловленности и взаимосвязи.
Определение знания в качестве конкретного или абстрактного - относительно и имеет смысл лишь в сопоставлении двух знаний, отнесённых к одной и той же реальности. Получение всё более и более конкретного знания является целью исследования. Восхождение от абстрактного к конкретному как метод исследования применим только для изучения целого, представимого как органическая система связей. Первым шагом является при этом выделение основной или исходной связи и её исследование при отвлечении - изоляции - этой связи от других существенных связей. Последующее исследование связей - конкретизация предмета изучения - проводится уже не изолированно, а с учётом результатов предшествующего анализа. Способ учёта и последовательность привлекаемых к анализу связей всегда определяются спецификой изучаемого предмета.
Гегель отвергает утверждение Шеллинга о том, что первоначало должно быть мыслимо как абсолютное тождество субъективного и объективного, исключающее какое бы то ни было различие между ними. Тождество и различие - диалектические противоположности, неотделимые друг от друга.
Первоначальное тождество, образующее субстанциальную основу мира, есть, по Гегелю, тождество мышления и бытия, в котором, однако, изначально наличествует различие между объективным и субъективным, но само это различие существует лишь в мышлении. Мышление, по Гегелю - это не только субъективная, человеческая деятельность, но и независимая от человека объективная сущность, первооснова, первоисточник всего существующего.
Мышление, утверждает Гегель, «отчуждает» свое бытие в виде материи, природы, которая есть «инобытие» этого объективно существующего мышления, именуемого Гегелем абсолютной идеей. С этой точки зрения разум не специфическая особенность человека, а первооснова мира, из чего следует, что мир в основе своей логичен, существует и развивается по законам, внутренне присущим мышлению, разуму. Таким образом, мышление и разум рассматриваются Гегелем как независимая от человека и человечества абсолютная сущность природы, человек, всемирной истории. Гегель стремится доказать, что мышление, как субстанциональная сущность, находится не вне мира, а в нем самом, как его внутреннее содержание, проявляющееся во всем многообразии явлений действительности.
Стремясь последовательно провести принцип тождества мышления и бытия, Гегель рассматривает мышление (абсолютную идею) не как неподвижную, неизменную первосущность, а как непрерывно развивающийся процесс познания, восходящий от одной ступени к другой, более высокой. В силу этого абсолютная идея не только начало, но и развивающееся содержание всего мирового процесса. В этом смысл известного положения Гегеля о том, что абсолютное должно быть понято не только как предпосылка всего существующего, но и как его результат, т.е. высшая ступень его развития. Эту высшую ступень развития «абсолютной идеи» составляет «абсолютный дух» - человечество, человеческая история.
Мышление по сравнению с чувственными восприятиями представляет собой высшую форму познания внешнего мира. Мы не можем чувственно воспринимать то, чего уже нет (прошлое), то, чего еще нет (будущее). Чувственные восприятия непосредственно связаны с объектами, предметами, воздействующими на наши органы чувств; наука же обнаруживает, открывает явления, которых мы не видим, не слышим, не осязаем. Однако, как ни велико значение мышления, как ни беспредельны возможности теоретического познания, мышление базируется на данных чувственного опыта и без него невозможно. Гегель в силу свойственной ему идеалистической недооценки чувственных данных не увидел глубокого диалектического единства рационального и эмпирического, не понял, как из чувственных восприятий внешнего мира мышление черпает свое содержание. Содержание мышления (содержание науки), по мнению Гегеля, есть ему одному (одному лишь мышлению) присущее содержание; оно не получено извне, а порождено мышлением. Познание, с этой точки зрения, не есть обнаружение того, что существует вне нас, вне мышления; это - обнаружение, осознание содержания мышления, науки. Выходит, следовательно, что мышление и наука познают свое собственное содержание и познание оказывается самосознанием духа. В конечном итоге Гегель приходит к фантастическому выводу, что человеческое мышление есть лишь одно из проявлений некоего абсолютного, вне человека существующего мышления - абсолютной идеи, т.е. Бога. Разумное, божественное, действительное, необходимое совпадают друг с другом, согласно учению Гегеля. Отсюда вытекает один из важнейших тезисов гегелевской философии: все действительное разумно, все разумное действительно.
Мышление отражает объективную реальность, и, поскольку оно правильно ее отражает, можно говорить о разумном взгляде на мир. Но Гегель отождествляет отражение действительности (разум) и то, что отражается, - объективную реальность. Это тождество мирового разума с многообразным миром явлений, этот процесс мышления, содержит в себе все многообразие действительности, и называется им «абсолютной идеей», с одной стороны, наполняется совершенно реальным природным и историческим содержанием, а с другой стороны, оказывается рафинированным представлением о Боге.
Основной формой мышления является понятие. Поскольку Гегель абсолютизирует мышление, он неизбежно обожествляет и понятие. Оно, по его учению, «есть начало всякой жизни» и представляет собой «бесконечную творческую форму, которая заключает внутри себя всю полноту всякого содержания и служит вместе с тем его источником». Выступая против материалистического учения о понятии как высшей форме отражения объективной действительности, Гегель ставит с ног на голову действительное отношение между мышлением и бытием: не мышление, говорит он, отражает бытие, а бытие представляет собой воплощение мышления, понятия, идеи.(1.27)
Итак, исходный пункт гегелевской философской системы - идеалистическое отождествление мышления и бытия, сведение всех процессов к процессу мышления. Действительная история сводится к истории познания, а рост и углубление знаний о мире рассматриваются как развитие самой действительности. Гегель обожествляет процесс познания, осуществляемый человечеством, выдавая его за божественное самопознание, а также за познание человечеством Бога и тем самым самого себя.
Первый уровень - абстрактное рассудочное мышление. Оно негибкое, представляет предметы и их свойства статичными и жестко разграниченными, без перехода между ними. Такое «догматическое» мышление было характерно для прежней метафизики. Второй уровень - отрицательно-разумное мышление - негативная диалектика. Она представляет предметы и их свойства текучими, относительными, при этом разум отрывается от рассудка и производит только голое отрицание, скептицизм.
Третий, высший уровень - положительно-разумное, спекулятивное мышление - положительная диалектика, которая позволяет разуму, опирающемуся на рассудок, приходить к положительному результату, устанавливая единство в многообразии сторон и изменений. «Разум без рассудка,- говорит Гегель, это ничто, а рассудок без разума - нечто»
Гегель полагает, что его диалектический метод (сам он называет его «спекулятивным») соответствует высшему уровню мышления, дающему понимание предмета системно и в развитии. Философ предельно сближает логику теоретического исследования (субъективную) и всеобщие формы существования действительности (логику объективную). В обоих случаях развитие идет триадами: через раздвоение единого на противоположности (тезис, антитезис) и диалектическое снятие противоречия (синтез). Синтез есть и отрицание, и, в определенном отношении, сохранение антитезиса. Общими закономерностями поступательного развития являются единство и борьба противоположностей, переход количественных изменений в качественные и отрицание отрицания. Важнейший принцип диалектической логики - восхождение от абстрактного к конкретному, т. е. движение от одностороннего, «бедного» состояния к многостороннему, полному, целому в развитии предмета и знания о предмете. Теоретик, владеющий диалектическим методом, анализирует предмет, фиксируя в абстракциях различные его стороны, выявляет сущностный элемент, отношения, с необходимостью связывающие его с другими элементами. В результате получается богатый, полный теоретический конструкт, который совмещает в себе достоинства конкретности и всеобщности.
Абсолютная идея есть абсолютная и полная истина . Истина - совпадение понятия и объективности, она имеет и гносеологический, и онтологический статус. В гносеологическом смысле истина есть соответствие понятия своему предмету. Истина конкретна и исторична: философская истина, достигающая наибольшей конкретности, представляет мир в системе диалектических категорий.
Частная истина - односторонняя, относительная. Гегель проводит принцип единства исторического и логического. Например, в истории философии содержание - логическое, форма - историческая: каждое последующее учение «снимает» предыдущее, относительные истины «диалектически складываются» в абсолютную.
Истина развивается, она есть не только результат, но и процесс, ведущий к результату (истина, говорит Гегель, не отчеканенная монета, которую можно готовой положить и карман).
Истина в онтологическом плане есть соответствие предмета понятию . В этом смысле мы можем говорить об истинном благодеянии, истинном произведении искусства. Бывают неистинные предметы - не соответствующие своему понятию: дурной (плохой) преподаватель, студент. О таком предмете, далеко отстоящем от своего понятия, можно иметь правильное представление, но оно не будет истинным в понятийно-содержательном плане. Идея практики связывает между собой оба значения истины. Наша деятельность, направленная на преобразование непосредственно существующего, необходима для познания и осуществления истины. Истина предметна, она должна созреть, ее время должно прийти.
Таким образом, истина предстает в теоретическом и практическом виде. Практический - ценностно выше: он обладает достоинством всеобщности и непосредственной действительности. Единство теории и практики, субъективного и объективного - в Абсолютной идее.
Система Гегеля строится диалектически, в виде триад, представляющих сферы развития абсолютной идеи:
1) чистое мышление, логику, она исследуется в разделе философии «наука логики»:
2) природу, являющуюся предметом «философии природы»:
3) дух, рассмотрению которого посвящена «философия духа».
Внутри каждой из этих сфер обнаруживается несколько уровней, каждый из которых образуется по принципу триады. В «стихии чистого мышления» идея существует «в себе» - в системе развивающихся, взаимосвязанных, переходящих друг в друга категорий. Поскольку категории выражают связи предельной общности, их отношения, считает Гегель, выявляются не через родовидовое поведение, а через сопоставление. Движущая сила развития категорий - противоречие, форма развития - отрицание отрицания. Философ выделяет три основные сферы «чистого мышления» - бытие, сущность, понятие. В природе, где идея пребывает «вне себя», «в ином», она разворачивается в пространстве как внешнее проявление саморазвития логических категорий. Природа материальна и потому есть как бы самоотрицание идеи - идея «в форме инобытия», «окаменевший дух». Здесь нет свободы. По Гегелю, природа системна, но не эволюционирует. Материя реально существует в движении, в котором пространство и время переходят друг в друга.
В природе выделяются три последовательные системы:
1) механика, 2) физика, 3) органика.
В духе, т. е. в сознании и истории, абсолютная идея существует «в себе и для себя». Она возвращается из «инобытия» к себе в человеке (ее стихия - разум и свобода), постигает свое содержание в видах человеческого сознания и деятельности. Дух есть синтез (снятие) чисто логического и природного.
Три основные области развития духа: 1) субъективный дух - в индивидуальной жизни, 2) объективный дух - в общественной жизни, 3) абсолютный дух - в духовной жизни общества - в искусстве, религии, философии.
В философии Гегеля рационализм объединяется с диалектикой, которая выступает как всеобщая логика самопознания разума, или абсолютной идеи, как логика универсального мирового процесса и в то же время как фундаментальная теория познания. Отождествление мышления и действительности (панлогизм) придало гегелевскому рационализму характер умозрительной натурфилософии, которая своим стилем и методологической направленностью контрастировала с господствующим стилем науки, хотя диалектические идеи в 19 в. заметно перекликались с методологической рефлексией над крупными научными результатами в биологии, физике, химии, космологии (что было отмечено К.Марксом и Ф.Энгельсом). В гегелевской философии классическая парадигма рационализма получила свое наиболее последовательное выражение, по сути исчерпав свои возможности. Дальнейшее развитие рационализма было связано с попытками разрешения внутренних противоречий этой парадигмы, а также реакцией на критику в ее адрес со стороны тех мыслителей, которые считали претензии разума на господство во всех сферах действительности, на роль универсального основания человеческой деятельности и исторического процесса безосновательными. Шопенгауэр, Ницше, Кьеркегор указали основные пути критики рационализма, впоследствии многократно пройденные и повторенные философами 20 в.
Гегель создал сильную философскую школу, в которой постепенно выделились два направления: ортодоксальное и неортодоксальное (младогегельянское). Ортодоксы склонялись к теологической интерпретации учителя, младогегельянцы, напротив, переворачивали идеи Гегеля, придавая его системе атеистическое звучание.
Фридрих Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» указывает на противоречие, существующее между «революционным» диалектическим методом Гегеля и его «консервативной», «догматической» философской системой. Согласно методу, совершенствование не имеет предела, остановка в развитии равнозначна гибели. Система же Гегеля претендует на завершенность, на нахождение абсолютно совершенных форм развития в различных областях. Такими формами, по Гегелю, являются: в истории - германский мир, в обществе - буржуазное гражданское общество в государственном устройстве - конституционная монархия с сословным представительством, в религии - протестантизм, в философии - предложенный Гегелем тип философии.
* Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770 - 1831) - профессор Гейдельбергского, а затем Берлинского университетов, был одним из самых авторитетных философов своего времени как в Германии, так и в Европе, ярким представителем немецкого классического идеализма.
Основная заслуга Гегеля перед философией заключается в том, что им были выдвинуты и подробно разработаны:
Теория объективного идеализма (стержневым понятием которой является абсолютная идея - Мировой дух);
Диалектика как всеобщий философский метод.
К важнейшим философским трудам Гегеля относятся:
"Феноменология духа";
"Наука логики";
"Философия права".
2. Главная идея онтологии (учения о бытии) Гегеля - отождествление бытия и мышления. В результате данного отождествления Гегель выводит особое философское понятие - абсолютной идеи.
Абсолютная идея - это:
единственно существующая подлинная реальность;
Первопричина всего окружающего мира, его предметов и явлений;
Мировой дух, обладающий самосознанием и способностью творить.
Следующим ключевым онтологическим понятием философии Гегеля является отчуждение.
Абсолютный дух, о котором нельзя сказать ничего определенного, отчуждает себя в виде:
Окружающего мира;
Природы;
Человека;
А затем, после отчуждения через мышление и деятельность человека, закономерный ход истории возвращается снова к самому себе: то есть происходит круговорот Абсолютного духа по схеме: Мировой (Абсолютный) дух - отчуждение - окружающий мир и человек - мышление и деятельность человека - реализация духом самого себя через мышление и деятельность человека - возвращение Абсолютного духа к самому себе. Само отчуждение включает в себя:
Творение материи из воздуха;
Сложные отношения между объектом (окружающим миром) и субъектом (человеком) - через человеческую деятельность Мировой дух опредмечивает себя;
Искажение, неправильное понимание человеком окружающего мира.
Человек в онтологии (бытии) Гегеля играет особую роль. Он - носитель абсолютной идеи. Сознание каждого человека - частица Мирового духа. Именно в человеке абстрактный и безличный мировой дух приобретает волю, личность, характер, индивидуальность. Таким образом, человек есть "конечный дух" Мирового духа.
Через человека Мировой дух:
Проявляет себя в виде слов, речи, языка, жестов;
Целенаправленно и закономерно движется - действия, поступки человека, ход истории;
Познает себя через познавательную деятельность человека;
Творит - в виде результатов материальной и духовной культуры, созданной человеком.
